Это вторая статья, написанная по результатам углубленного исследования. Первая – здесь.
Из-за невозможности или нежелания преодолевать языковой барьер многие дети с трудом интегрируются в детский социум. Это, в свою очередь, приводит к недостатку языковой практики. Получается замкнутый круг.
Не подружился ни с кем, кроме белок
Дети, и особенно подростки, тоскуют по оставленным дома друзьям. «Интеграция была трудной, но не столько из-за языка, сколько из-за оторванности от друзей», — вспоминает Юля.
8% респондентов замечают, что их дети общаются только со старыми друзьями онлайн. «Приходя из школы, сын ложится на кровать и до вечера в телефоне с друзьями из России, — огорчается Марина — играют в онлайн-игры, параллельно общаются».
Недостаточное знание языка нередко приводит к одиночеству. По мнению Алены, языка хватает для учебы, но не для дружбы: «Из окна видела школьный двор и смотрела, как они гуляют на переменах. Сначала Настю со всех сторон обступали одноклассники. А потом она просто перестала выходить на перемену. Стояла на крыльце и завтракала там в одиночестве. Ей просто не хватало речи, чтобы поговорить. И для меня это была просто жуть, потому что это ребенок, которому нужны люди. нужно общение».
О школьном одиночестве говорят многие респонденты. По словам Вероники, ее сын «за два года так и ни с кем и не подружился, кроме белок, за которыми он наблюдает во время перемен».
«Мои дети оказались в полной мере эмигрантами»
Особая ситуация складывается в центрах массовой релокации, где собирается много русскоязычных или украиноязычных детей. Они полностью замыкаются друг на друге и общаются только на родном языке.
Больше 20% респондентов отметило, что основным языком общения со сверстниками у их детей остается родной (русский, украинский или оба сразу). «Мои дети оказались в полной мере эмигрантами, закукливающимися в своем русскоязычным мирке», — сожалеет Кристина. Школьные связи при этом оказываются вторичными или полностью отсутствуют. «Дочка не чувствует себя счастливой в школе, все ее подруги — только украинки, из других школ, — делится Ульяна, — а ведь она активная социально, ей важны контакты. Первое время приводила домой одноклассниц-британок, но отношения не складывались».
О сложности интеграции в детское сообщество говорит мать мальчика и Инна: «Друзей нашел через соцсети русскоязычных, гуляют, лазают по скалам, играют в настолки. Но в испаноговорящей среде он чужой».
В международных школах ситуация проще, для детей общим языком оказывается английский, который худо или бедно знают все. Респонденты называют друзей своих детей из Китая, Индии, Ирана, Мексики и других самых неожиданных стран. Местные дети в таких школах тоже хорошо знают английский. Если они вписываются в компанию, интеграция идет быстрее.
«Так получилось, что даже его французские друзья предпочитают английский, — подчеркивает отец школьника Сергей, — так что первоначально основным языком общения был именно английский. Но к концу года он обнаружил, что и по-французски ему общаться тоже комфортно».
Выбрали погружение в другую языковую среду
Международная школа по карману не всем.
«Мы были бы рады отдать ребенка в школу IB, но пока что нам едва хватает на жизнь. Так что приходится довольствоваться обычной городской школой, хотя ребенку там страшно некомфортно», говорит один из моих собеседников.
Но некоторые, даже имея возможность платить за международную школу, сознательно выбирают местную. «Решили взять альтернативный сценарий, погружение в другую языковую среду, поэтому сразу же отдали детей в местную школу, — рассказывает Лиля. — так есть возможность наблюдать других людей, другую жизнь».
«Мы хотим интегрироваться в новый язык, в новую культуру, — соглашается с ней Ксения, — бессмысленно идти в международную или русскую школу, так ты навсегда останешься в пузыре и никогда не станешь своим».
Того же мнения придерживается и Татьяна: «Надо общаться с местными. Поэтому я стремлюсь не закукливаться в украинском комьюнити, а активно поощряю детей дружить с немцами».
Светлана придерживается противоположной точки зрения: «Я думала, чтобы перевести детей из русской школы в черногорскую. Но после года проживания и обучения здесь отказалась от этой мысли. Здесь нет интеграционных классов. В текущих реалиях мои дети не успеют выучить черногорский до хорошего уровня, но испытают большое количество стресса. Поэтому мы этот вариант пока для себя не рассматриваем. Стоимость обучения довольно высока, но приходится выбирать в пользу детей».
Хотя, по свидетельству Ларисы, реальное изучение языка и адаптация начались только после перевода в школу на языке страны после года в русской школе.
Школа не просто знает, что делать с такими детьми, она умеет это делать
Во многих странах для школьников существуют адаптационные программы, цель которых — помочь детям влиться в учебу на новом языке. Как сообщает преподаватель иврита Мирьям, «в Израиле отработан механизм приема больших волн репатриантов. Есть в школах существует работающий протокол постепенного погружения в язык»
Похожая ситуация и в других странах, где традиционно большой приток эмигрантов «В Лондоне много детей с неродным английским, — рассказывает Майя, — это понятная для них проблема: в любой школе дети всех цветов и национальностей».
Валентина подтверждает: «У него в классе треть иностранцев, откуда угодно. Школа не просто знает, что делать с этими детьми, она умеет это делать».
По мнению Любы, адаптационный класс в немецкой школе мало дал ее сыну в плане языка, но «психологически туда попасть было очень правильно. Он понял, что не он один не говорит по-немецки, что их таких очень много. Однако, — подчеркивает она, — было очень здорово, что мы быстро оттуда ушли, прогресс в немецком классе пошел быстрее».
Всего 15,2% респондентов указали, что занятия в интеграционном классе помогли ребенку адаптироваться. Многие родители сетуют, что помощь оказалась недостаточной или малоэффективной. «Идея отличная, — полагает Константин, — но реализация не очень — все дети вместе, без разделения на уровни, работает. Это не очень хорошо».
О том же говорит и Галина: «Были дополнительные уроки иврита, но они были устроены очень странно, каждый месяц приходили новые дети, и все опять зубрили алфавит. Толку от этого было мало».
Часть респондентов подчеркивает, что в преподавании используются устаревшие методики. Ольгу удивило, «что они не столько учились говорить, сколько переписывали тексты с доски: «Учительница утверждала, что так они скорее усвоят грамматику, но никакого результата не было».
Нередко речь заходит и о низкой квалификации учителей. «Учительница непонятно почему была на этом месте, готовилась прямо на уроке, давала спонтанные, непонятные детям задания, часто сидела, просто уткнувшись в телефон», — вспоминает Мария.
У нас три репетитора
Вероятно, именно поэтому 22,3% респондентов указало, что их дети занимались и продолжают заниматься с репетитором, а иногда и с несколькими.
«У нас сразу три репетитора: один отрабатывает разговорную речь, другой занимается академическим письмом и помогает разбираться в том, что написано в учебниках, третий преподает математику и физику на иврите», — рассказывает Даша. Часто благодаря доверительным отношениям с репетитором удается преодолеть страх и отрицание нового языка. «У Алены был сильный протест против иврита, — продолжает Даша, — но она ходила к хорошему русскоязычному преподавателю, который был ей близок по-человечески. Не то что изменил ее отношение к ивриту, но ради него она была готова стараться».
Сами репетиторы тоже нередко вызывают отрицание у детей. «Поначалу они наотрез отказывались от репетиторов, — вспоминает Света, — думали, наверное, что война закончится или еще каким-то образом все обойдется. И лишь через год, когда поняли, что мы здесь всерьез и надолго, согласились заниматься».
Преподаватель иврита Мирьям считает, что дело не в репетиторе: «Самую большую роль играют не репетиторы, а сами родители, которые каждый день садятся вместе с ребенком, и они вместе читает книжку на иврите, лезут в словарь, разбирают то, что написано».
Психолог Микаэль полагает, что форсировать развитие событий бессмысленно и даже вредно: «Родители из России буквально помешаны на репетиторах и дополнительных занятиях. Им кажется, что при определенных усилиях в голову ребенка можно впихнуть за год столько языка, чтобы он стал ему родным. Дети перегружены, издерганы, а результата, которого ждут родители, нет. Но его и не может быть. На все нужно время. Так что лучше отпустить ситуацию и дать событиям идти своим чередом».
Стать своим помог волейбол
Но язык — далеко не главное или, во всяком случает не единственное, что влияет на интеграцию ребенка в детский социум. Как считает детский психолог Алиса, важно не то, хорошо ли знает ребенок язык, а как он себя чувствует в среде, где он находится — неполноценным из-за отсутствия языка или знает, что он достаточно ценен и без безупречного знания языка. Спорт, знания по любому предмету, хобби, что угодно, где он может показать, что он крут, настаивает она.
Это подтверждают многие респонденты. «Дочка летом попала в кружок по робототехнике на иврите, — рассказывает Ханна, — там есть и ивритоязычные, и русскоязычные дети, все делают общее дело, надо работать в команде. Этот кружок дал толчок и ивриту, и раскрепощению, и проявлению лидерских качеств».
Спорт тоже часто оказывается тем якорем, который помогает закрепиться на новом месте. «Нас очень спасло то, что дети были спортсмены, — вспоминает Юля, — я еще будучи в Москве нашла им клубы, и они срезу оказались в этой же знакомой среде, дети оказываются среди единомышленников, они понимают, что они должны делать».
Любительский спорт тоже поднимает ставки среди сверстников. «Сын всегда хорошо играл в волейбол, — вспоминает Полина, – вышел, стал играть, его зауважали. Он почувствовал это уважение, начал и вникать, и вливаться».
Наталья решила, что хорошим способом интеграции может стать летний лагерь: «Я принудительно всех детей засунула во все лагеря этого города, хочешь, не хочешь — тебе надо в лагерь. После этого дело действительно пошло на лад».
Но эффект может и оказаться прямо противоположным, есть пример такого: «Мы со скандалом выпроводили ее в лагерь. Ей не нравилась идея, что там говорят по-фински, к тому же в лагере отбирали телефоны и она не могла переписываться с друзьями из России. В результате она ни с кем там не общалась, никакого прогресса в языке не произошло, наоборот, она укрепилась в своем неприятии»
Игра вдолгую
Уже совершенно очевидно, что, как бы ни сложились дальнейшие события, нынешняя эмиграция — это игра вдолгую. А дети растут и меняются каждый день. Их нельзя «поставить на паузу» и отложить их развитие до лучших времен. И нельзя отмахнуться от их проблем, списав их на естественные сложности адаптации.
Проблемы эти нужно решать, ежедневно и последовательно. Но в одиночку решить их, кажется, далеко не всегда возможно, и на это указывают результаты проведенного опроса.
Возможно, пространством для поиска новых путей и нестандартных решений могла бы стать платформа, объединяющая и координирующая усилия всех, кто связан с языковой адаптацией, интеграцией, сопровождением и психологической поддержкой детей, выброшенных из привычной среды: родителей, учителей, психологов.
Как такая платформа могла бы выглядеть, разговор еще впереди.
