Праздники прошли, но как же мы могли праздновать, когда идет война?
А вот могли.
Потому что сколько помню я себя лично и сколько помнит себя человечество, война была почти всегда, а мира никто почти никогда не видел – разве что редкие мгновения его, краткие дни, мимолетные всполохи. Праздники, собственно, были изобретены внутри войны, а не в ее отсутствие.
Я родился в тот год, когда моя страна воевала за остров Даманский. Зачем ей остров Даманский, я не знаю, но страна воевала за него со всей возможной серьезностью и всей возможной жестокостью. Выбивала китайцев, несла людские потери. Теперь этот остров называется Чжэньбао дао и принадлежит Китаю.
Когда мне было четыре года, страна моя воевала в Израиле на стороне Египта и Сирии. Арабские войска при поддержке советских развязали эту войну в еврейский праздник, она называется войной Судного дня.
С пяти моих лет страна моя воевала в Анголе и в Сомали. На одну из этих войн моя мама даже собиралась поехать работать врачом, потому что на войне врачам платили хорошо, а вне войны плохо. Эти две войны считались мирным временем.
Когда мне стало восемь лет, моя страна воевала в Ливии, но там российских военных было немного, и никто из моих родственников не считал это войной. Иначе говоря, эта небольшая война тоже считалась мирным временем.
С десяти моих лет и до двадцати была война в Афганистане. Вот ее-то уж все вокруг считали войной, но на нее тоже ездили зарабатывать.
Афганская война закончилась, когда мне был двадцать один год. И сразу начался голод, ну, или, так скажем, как минимум нищета, продлившаяся для моей семьи года три. Эти три года нищеты можно более или менее считать мирными, если, конечно, не думать, что войны в Югославии и Ираке имеют ко мне какое-то отношение.
Когда мне было двадцать три, случилась сначала резня в пригородном районе Осетии, а потом Первая чеченская война. Она длилась до моих двадцати пяти лет и снова возобновилась в мои тридцать. Вторая Чеченская война закончилась, когда мне было тридцать восемь. Но не успела она закончиться, как случилась война в Грузии. Вот уж эти-то войны имели ко мне отношение прямое. Вот уж по руинам этих войн я ползал самолично и доставал из-под руин погибших.
После этих войн прошло худо-бедно шесть лет, которые показались мне относительно мирными. Но не успел я поверить в возможность мира, как началась война на Донбассе. И вот уже она длится десять лет, и последние два года с особым остервенением.
Мне пятьдесят пять. Относительно мирных лет в моей жизни было всего семь. Если бы я не отмечал Рождество во время войн, мои старшие дети успели бы распаковать подарки под елкой всего два-три раза, а от моего младшего сына так и вовсе пришлось бы скрывать существование Деда Мороза, потому что Рождества в его жизни не бывало бы никогда.
И вот что я вам скажу: Христос родился на войне. Рим проводил тогда в Иудее специальную военную операцию, а марионеточный царь Ирод резал младенцев.
Весь опыт человечества, весь мой личный опыт показывает, что мира практически не бывает. Можно только найти посреди войны относительно тихий уголок, как сделали Мария и Иосиф, чтобы отпраздновать рождение Сына.
Мир – это только мечта. По-другому она называется Рождество. И я ни за что не откажусь от этой мечты.
