При всех различиях в трактовке событий 24–25 июня 2023 года практически ни у кого не вызывает сомнений тот факт, что мы стали свидетелями крупнейшего за почти четверть века кризиса путинской государственности.
Однако вопрос об оценке этого кризиса расколол критически настроенную по отношению к режиму часть общества. Кто-то откровенно радовался происходящему, а кто-то увидел в нем дополнительную угрозу. В обоих случаях возникали сущностные вопросы, ответы на которые не кажутся очевидными.
Если мы радуемся дисфункцональности путинского государства, то должны ли мы всячески содействовать ее прогрессу, в том числе, цинично поддерживая фриков, которые своими действиями расшатывают эту систему? Или наоборот, если нас печалит дисфункциональность путинского государства, то должны ли мы, по-прежнему страстно желая уничтожения режима, ханжески сожалеть о том, что какие-то фрики расшатывают его изнутри в своих собственных криминальных или иных таких же порочных интересах?
По краям спровоцированного акцией Пригожина спектра мнений расположились Стрелков (Гиркин) и Ходорковский, которые в каком-то смысле выглядят антиподами, а в середине обосновалось бесконечное множество отттенков серости. Не собираясь здесь агитировать за какую-либо позицию, я хочу обратить внимание на то, что само распределение мнений внутри спектра не является случайным, а прямо завязано на степень отрицания сложившейся на данный момент в России государственности.
Стрелков (Гиркин) считает существующую имперскую конструкцию власти единственно возможной и идеальной для России. А вот его отношение к Путину неоднозначно. Он считает его «полезным самозванцем». Точнее — относительно полезным. В той степени, в которой Путин способствует укреплению существующей имперской конструкции, он для Стрелкова (Гиркина) полезен. В той степени, в которой Путин дискредитирует и разлагает нынешнюю имперскую конструкцию, он для Стрелкова (Гиркина) вреден. То есть его полностью устраивает имперская тоталитарная конструкция государства, но не устраивает предложенная Путиным криминальная начинка. Но не потому, что она криминальна (это ему все равно), а потому, что она не эффективна на войне. Его цель состоит в том, чтобы заменить эту начинку обратно на идеологический фарш, которым русский тоталитарный пирог был заправлен прежде. Но приоритетом остается сохранение нынешней имперской конструкции. Поэтому в ситуации с Пригожиным Стрелков (Гиркин) занял однозначно пропутинскую позицию.
Для Ходорковского целью является не начинка, а пирог целиком. Его приоритет (по крайней мере, с его слов) состоит не в смене Путина на другого «путина», а в разрушении имперской парадигмы и замене имперской государственности другой политической конструкцией, выстроенной на принципиально иных основаниях (как нация-государство). В этой логике обрушение всей путинской государственности (де-факто — полномасштабный кризис всей нынешней государственной системы) является для Ходорковского не проблемой, а шансом. Все, что способствует этому разрушению, в этой логике заслуживает поддержки. Поэтому Ходорковский однозначно занимает в сложившейся ситуации сторону Пригожина как разрушительной силы. Сам Приглжин ему в этой ситуации не интересен и не является для него проблемой, так как он уверен в том, что, кроме Путина, никто не в состоянии долго удерживать систему на плаву. Он поддерживает Пригожина как бревно, с помощью которого можно разбить стену.
Между двумя крайними точками зрения на мятеж Пригожина, представленными Стрелковым (Гиркиным) и Ходорковским, расположилась огромная агломерация разнообразных мнений, общим знаменателем для которых является убежденность в том, что плохой пирог можно сделать хорошим, заменив в нем горькую начинку на сладкую. Иными словами, большинство в споре осталось за теми, кто полагает, что путинскую имперскую государственную машину еще можно с помощью тюнинга переделать в демократичный европейский автомобиль.
Все эти разнообразные оценки являются гибридными, сочетая в себе частично позицию Стрелкова (Гиркина), частично позицию Ходорковского. Среди тех, кто остался в серой зоне, мало сторонников режима, что сближает их с Ходорковским. Но в отличие от Ходорковского, они не в восторге от идеи полного разрушения нынешней российской государственной машины и строительства на ее месте какой-то неведомой новой машины («до основания, а затем»). Поэтому, хотя они не готовы «встать за Путина», им претит идея поддержки Пригожина. Здесь они ближе к Стрелкову (Гиркину) — им хочется сохранить машину, поменяв водителя. Но есть и существенное различие.
Стрелков (Гиркин) желает заменить Путина на «суперпутина», а сторонники «гибридной демократии» — на «антипутина».
Разногласия между Ходорковским и его критиками, которые порицают его за призыв поддержать Пригожина, являются гораздо более глубокими, чем кажется на первый взгляд.
Спор на самом деле идет не столько о том, что Пригожин лучше или хуже Путина, сколько о том, надо ли доводить дело до полного слома существующей государственной машины. Дискуссия показала, что подавляющее число оппонентов путинского режима к такой постановке вопроса не готово. Они остаются внутри предложенной когда-то еще ельцинскими младореформаторами концепции «либеральной империи», предполагающей, что авторитарный режим может быть «добрым», если им управляют «правильные» (просвещенные и бескорыстные) люди. Поэтому сегодняшнее оппозиционное большинство не нацелено на слом всей госуарственной машины. Ему только важно не отдать руль Пригожину — оно бережет его для себя.
Если бы Пригожина с его опереточным путчем не было, то его следовало бы придумать. Кризис, как минимум, подтолкнул самоопределение внутри оппозиции. Сегодня в ее среде сторонники Стрелкова (Гиркина) и Ходорковского пребывают в явном меньшинстве. Но со временем большинство, которое пока верит в доброго демократического царя (президента) и добрые идеологические лучи, будет разлагаться и распределяться по краям спектра, выбирая одну из крайних позиций. События, похожие на то, свидетелями которого мы только что стали, воздействуют пока больше не на политическую ситуацию непосредственно, а на состояние массового сознания, пробуждая его и подпитывая ту внутреннюю дискуссию, без которой формирование политического и исторического субъекта действия невозможно. В этом и состоит главное революционизирующее действие этих событий.
Материал опубликован в телеграм-канале автора.
