Между тем, с политической точки зрения здесь есть несколько новостей. Прежде всего, выясняется, что индивидуальные санкции работают. Он не просто делают своим мишеням больно, но заставляют их предпринимать действия по изменению ситуации. Иначе бы эти люди не пошли на рискованные переговоры с политическими оппонентами Владимира Путина, чтобы санкции снять.
Вторая новость вытекает из первой — оппоненты Владимира Путина впервые за долгое время получили рычаг воздействия на ситуацию. Это во многом их собственная заслуга. Прежде всего, некоторые из них лоббировали санкционные списки. Но что ещё важнее, они закрепили за собой репутацию достаточно последовательных и влиятельных людей, чтобы в попытках вырваться из санкционных пут российские денежные мешки кинулись именно к ним.
Понятно, что этот ресурс мало чего стоит, если повлиять можно только на внесение в списки, но не на исключение из них. Поэтому можно согласиться с теми, кто указывает, что отсутствие пути к выходу из санкций не создаёт для элит системы стимулов, которая могла бы подвигнуть их к пересмотру отношений с Кремлём. Путин в последнее время активно пытается убедить страну, начиная со сверхбогачей, что «это всё навсегда», — и тем самым заставить лишить их мотива искать для себя будущее без него.
Путь на выход из списков необходим. Однако цена должна быть достаточной, чтобы полученный ресурс не был потрачен напрасно.
Здесь следует иметь в виду, что обычная стратегия инвесторов вроде Михаила Фридмана состоит в том, чтобы ставить на всех лошадей одновременно, ожидая, кто выиграет. Поэтому Фридман осудил войну (а кто же её не осудил), но ничего не говорит о том, кто в этой войне виновен. В глазах Путина Фридман может оказаться и достаточно лояльным (не предал), и в то же время достаточно хитрым — обманул западных дурачков и выскользнул из-под санкций. Сейчас Путин заинтересован в снятии санкций с любых российских сверхбогачей (даже если «Альфа-групп» — не главная его головная боль).
Такой стратегии Фридман и Авен держались всегда — они давали крохи на «доброе дело» (гуманитарные проекты). Поэтому сейчас находятся люди, которые чувствуют себя лично обязанными перед своими благодетелями — как будто бы не эти благодетели прежде ограбили народ, приватизировали государство и довели до того, что сами решают, жить этим гуманитарным проектам или умирать. Но личные обязательства опасно путать с политическими: политический ресурс возникает потому, что одни люди представляют других, и за поведение представителей платят представляемые.
Оппоненты Путина заинтересованы в том, чтобы лишить российских аллигаторов возможности играть за две руки одновременно. Задача состоит в том, чтобы добиться от них наконец какого-то толка для России. Поэтому ценой за выход из санкций должны быть три простых условия:
- Однозначное высказывание о том, кто виновен в войне;
- Готовность публично заявить о том, что им известно о криминальных механизмах в управлении Россией;
- Готовность пустить свои активы на восстановление нанесённого войной ущерба (нет, речь не идёт о бизнесе в Украине, который и так можно национализировать). Когда война будет проиграна, каждому россиянину придётся заплатить за это — однако принципиально важно, чтобы справедливый груз лёг на 1% богачей, которые в России владеют 48% национального богатства.
Понятно, что решение о снятии санкций будет приниматься теми, кто их наложил, а не россиянами. Понятно также, что ключевым остается слово Украины.
Однако выполнение этих трёх условий — в интересах российского народа, и российским политикам имеет смысл обозначить их как свою цену. Оно также в интересах всех тех, кто желает как можно скорее завершить войну и добиться справедливого мира.
На самом деле по поводу этих условий вообще нет особого спора. Скажем, Леонид Волков в тексте, написанном для The Economist, видит их примерно так же. Тем более удивительно, что Волков действует, наплевав на собственные рекомендации, и вступается за санкционированных в обмен на какие-то туманные обещания.
Это грубая политическая ошибка, и радует разве что готовность Волкова её признать и понести ответственность. (Её наверняка удалось бы избежать, если бы решения о подписях принималось более публично и в координации — однако опытный вымогатель знает об этом и всегда давит на каждого по отдельности и в тёмном углу.)
Всё, что не дотягивает до этих условий, следует рассматривать как обычное надувательство. Время играет на оппонентов Путина — ситуация российских миллиардеров не становится и не будет становиться лучше. Если сегодня они хотят проехаться зайцем, то завтра они будут готовы выполнить одно условие, а послезавтра — все три. Они согласятся на эти условия не потому, что им жалко Украину (они не знают, что такое жалость), а потому, что у них не будет другого выбора.
Чтобы ускорить этот процесс, давление надо усиливать, а не сокращать.
Следует, однако, напомнить, что вся эта схема держится на репутационном ресурсе. И если возобладают подозрения, что оппоненты Путина действуют не в общих, а в своих личных интересах, то этот ресурс быстро исчезнет. Рычаг воздействия на ситуацию сломается, а следом пропадет и интерес со стороны российских денежных мешков. Им будет проще договариваться с западными элитами напрямую, как это всегда и происходило.
То есть снова через голову россиян.
